Лучшее место для любителей Мандельштама

Сто лет назад, 8 декабря по новому стилю, или 21 декабря по старому, двадцатитрёхлетний Осип Мандельштам ненадолго приехал в Варшаву, город, где он родился, в "Польшу нежную, где нету короля".

О Мандельштаме и Польше вы можете почитать на сайте "Журнальный зал", в статье Натальи Громовой "Мандельштамовские дни в Варшаве". 

А я хочу поделиться своими фотографиями недавно открытой в Варшаве улицы Мандельштама, первой в мире улицы с таким названием. Эта улица находится на территории Варшавского университета (вход туда свободный). На сайте Мандельштамовского общества вы можете узнать о ней поподробнее. Обещанной бронзовой таблички в августе 2014 года там пока ещё не было... Впрочем, улица и так хороша.

                                                                                                      Елизавета Левина

Варшава: уважение и печаль

Елизавета Левина

Варшава не скрывает своих ран. <...> Тут, в отличие от нас, помнят о своих погибших и наносят на тело города знаки скорби.

Наталья Громова. 

Мандельштамовские дни в Варшаве

Красные и яркие, как на советских фотографиях, варшавские цветы.

Небоскребы. Велосипеды. Неопаздывающие автобусы.

1944 здесь кажется ближе, чем 1945 в Москве. Как будто это было совсем недавно.

Для меня сначала в Варшавском восстании было главным то, что оно провалилось. И чувство оно вызывало то же, что и книги или фильмы с несчастливым концом: забыть поскорее. Мне объяснили, что поляки воспринимают это событие иначе, позитивно, что главное для них в этом событии – то, что они оказали сопротивление. Постепенно привыкаешь, но детский набор в магазине, посвящённый Восстанию, всё равно вызывает шок.

Одно из первых впечатлений: я иду по широкой улице в центр города, светит солнце, и мне кажется, будто иду я по Новому Арбату, только он почему-то намного шире. Я не особенно люблю небоскрёбы, а в Варшаве их очень много. Поэтому, увы, нельзя сказать, что я влюбилась в Варшаву с первого взгляда. Варшава для меня – не из тех городов. Она вызывает скорее уважение и печаль, чем восхищение. В Варшаве ты как будто смотришь фильм о войне. Ты можешь восхищаться зданиями или фонтанами, слушать жизнерадостную музыку, смеяться – но всё равно остаётся ощущение тяжести. Фильм всё равно – про войну. Город – тяжёлый. Тяжёлый, потому что, ставя памятник героям или жертвам, люди так или иначе увековечивают страх и тяжесть. И я не знаю, как там живут местные: либо, когда ты не турист, это не так сильно бросается глаза, заслоняется другими делами, либо из-за того, что они впитывают это понемножку, с младых ногтей, и уже привыкли.

И только выехав из города, понимаешь, до какой степени здесь живут войной. Поэтому Гданьск, сам по себе прекрасный город, стал для меня ещё более привлекательным, так как там можно было немного от неё отдохнуть. Не полностью. Например, один из костёлов, в которые я зашла, был сожжён Красной армией. А теперь он восстановлен.

Старый город Варшавы упрямо и угрюмо говорит: не верь! Не верь красоте и уюту улиц, не верь весёлым стенам домов, не верь камням и кирпичам. Всё это не старое, не настоящее. Посмотри, как свежи краски. Прочти: этот дом был разрушен.

Нет, поверить в Варшаву и научиться любоваться старым городом можно, но на это нужно несколько дней. Последний вечер в Варшаве – и я уже восхищаюсь одной из маленьких площадей в её центре. Несмотря на то, что я знаю: она восстановленная, а не настоящая. Над площадью – гигантское небо в перистых облаках, а внизу стоит человек и пускает мыльные пузыри. Ты стоишь и смотришь, как они летят вверх, минуя старинные домики, чтобы заключить в свою прозрачную оболочку голубое небо.

В Варшаве есть место радости. И красоте. Можно слушать довоенное танго, восхищаться водяными лилиями в саду университетской библиотеки, любоваться фонтанами или спрятанным среди небоскрёбов сквером с синагогой. Это не так просто. Варшава не из тех туристических городов, что водят вас за ручку от одного удовольствия к другому. Она скорее склонна показывать вам фотографии повстанцев. Возможно, конечно, что они просто больше бросаются в глаза – как нечто, не свойственное городу, где ты проводишь каникулы. Но в любом случае, полностью расслабиться очень там трудно. Для этого лучше поехать в другое место, например, в Гданьск. Но – если цитировать "Бесконечную историю" Михаэля Энде – "это уже совсем другая история, и мы расскажем ее как-нибудь в другой раз."

Несколько слов о чешской архитектуре

Светлана Кожина

 Живя в России, ты обычно не замечаешь ни особенностей русской архитектуры, ни внутреннего убранства храмов и дворцов – хотя бы потому, что видишь всё это сотни раз в день (или потому, что весь исторический центр Москвы завешан плакатами едва ли меньшей площади, чем промышленные районы Гонконга). 

Другое дело для русского человека – Европа. Как и всему нам чуждому, мы уделяем ей, как правило, больше внимания и порой даже заставляем себя проникать в суть вещей. Я этого тоже не избежала. Поэтому сначала с широко раскрытыми глазами бегала по всем пражским костелам, пытаясь, скорее, все просто запомнить и уловить. Однако спустя месяц, когда ежедневные походы в институт превратили дорогу через Старый город в рутину, произошло нечто странное. Не скажу, что я вдруг "прочувствовала дух Праги", скорее мое сознание к ней привыкло и сжилось с ней. Я обратила внимание на одно интересное явление.

На Старой площади в центре Праги, как известно, стоят чуть ли не друг напротив друга два храма: Девы Марии пред тыном (готика 14-16 веков) и собор святого Микулаша (барокко начала 18 века). Их разделяет 2 минуты ходьбы через площадь мимо памятника Яну Гусу. Эти 2 минуты, словно дорога сквозь столетия. Мысли нации в разные века, воплощенные в камне. 

[Храм св. Микулаша. Старе место. Kostel sv. Mikuláše. Staré město]

 [Храм Девы Марии пред тыном. Kostel Matky Boží před Týnem]

 

Ты видишь тех людей, что построили это. Ты можешь даже догадаться, о чем они думали. Ведь они отдавали этому целую жизнь! Поколения строителей умирали и рождались, пока строился один только храм девы Марии. Невозможно делать такое, не имея цели! А цель и была, и великая.

Архитектура, как литература, живопись, отражает дух нации. Но она отличается одним качеством: ее можно увидеть и постичь одномоментно (чего нельзя сказать о литературе, например), но в то же время в контексте города, в окружении даже самих людей (тут ей проигрывает и живопись, словно отгороженная от мира художественными павильонами и толстыми стеклами). К тому же каждое здание – творение коллективное. Необходимы были десятки людей, чтобы построить это, безумно много времени, как, например, это было при строительстве собора святого Вита (если учитывать его позднюю барочную достройку, то строительство заняло 10 веков!!!). Когда я осознаю это, просыпается дикое желание прикоснуться к камню и увидеть всех этих людей, их жизнь тогда. И архитектура позволяет это сделать.

Например, готика. Все имеют хотя бы стереотипное представление о готике, как стиле "а-ля граф Дракула". На самом деле мощные и черные готические стены восхищают, пугают, но ужас почему-то не наводят. И дело тут, мне кажется, в идеологической подоплеке готики: она стремится дотянуться до небес, быть как можно ближе к Богу. И эта устремленность ввысь кажется не пугающе-некромантской, а священной, возвышенной. Недаром своды готического храма святого Антонина над алтарем расписаны как звездное небо. И ты, стоя внутри или даже снаружи, чувствуешь, словно можешь летать. Это чувство странно усиливается, когда ты поднимаешься на готическую башню, например, в том же самом знаменитом святом Вите, и видишь возвышающиеся совсем близко соседние башни на фоне неба. И лишь где-то внизу ходят люди. Чуть ближе к небу, чуть свободнее. Да, твоя жизнь начинает казаться крайне ничтожной, но ты почему-то радуешься этому, словно она тебе и не нужна. Не знаю, как это выразить, кроме как уже написанным словом "свобода". Это красиво... очень красиво. 

И готические витражи на библейские сюжеты, где на самой вершине изображен либо Христос, либо Бог-Отец, либо Святой Дух в небе. Все продумано, выверено, идеально. В этой фанатичной точности деталей готики тоже заключен смысл: это строилось людьми, чтобы быть ближе к Богу (я слишком много говорю о религии, но ведь в ту эпоху религия была неотъемлемой частью человеческого сознания). Вот, как говорится, и делайте выводы. Чего хотели люди того времени, на что тратили свою жизнь, вернее даже, на что ее положили. И сразу вспоминаются и гуситские войны начала 15 века, которые нанесли урон католической церкви, духовенству в частности, но не тронули облика храмов. То есть здесь религия пошла, в каком-то смысле этого слова, в разрез с архитектурой и не так тесно была с ней связана, как я, может быть, это описала. 

Теперь что касается барокко. Сразу скажу, что нравится оно мне куда меньше. И дело тут тоже в идеологии. Немного истории: 16-17 века – жесточайшая контрреформация против разросшегося протестантизма (Чехия в 16 веке на 80% была протестантской, то есть роскошь в церкви не признавала). Церковь решила строить храмы, похожие на картину: то есть мы приходим туда "поглазеть" (да, печалька была у людей без интернета и телевизора, вот они и строили себе красивые храмы, чтобы было на что смотреть). Таким образом чехов хотели вернуть в лоно католической церкви. Отчасти поэтому барочный храм кажется мне слишком "наигранным", неживым, искусственным. Похоже на "показуху". Соглашусь с теми искусствоведами, которые считают барочное убранство безвкусным. Однако и эта безвкусица восхищает тем, что архитектор в стремлении пришпандорить побольше рюшечек и херувимчиков не забыл о содержании, о цели всего строительства, которую не заметили сначала и сами чехи, но заметил чешский писатель Ярослав Дурих. Я и сама не замечала, пока не познакомилась с его мыслями и не обратила на это внимания.

Ты заходишь в барочный храм и видишь огромный алтарь, украшенный фресками потолок, слышишь звуки органа, от которых подкашиваются колени и мурашки по спине бегают. Но все это издалека. Когда же ты подходишь ближе, открывается одна особенность: на уровне твоего лица находятся только вещи, принадлежащие миру материальному. Как правило, эта часть храма не украшена ничем, она голая и холодная. А вот все «прекрасное» находится выше твоей головы. Таким образом, когда ты подходишь к алтарю, над тобой нависают огромные золотые статуи святого Прокопа, изгоняющего бесов, и святого Георгия с копьем наперевес. Воистину ужасает. Все давит на тебя, принижает, словно показывая, где твое настоящее место. А там – мир святых, он для тебя недосягаем, мы можем лишь благоговеть перед его величием и стремиться попасть туда. Это обрезает тебе крылья, которые дарует готическая архитектура. Но ты не понимаешь, почему так, пока не сравниваешь с историей. 

Я думаю об этом с того дня, как мы с Лерой посетили собор святого Микулаша на Малой стране. Наверное, он самый красивый барочный собор во всей Праге. Но эти золотые фигуры... они прямо не давали мне покоя, пока я старалась рассматривать фрески на потолке.

А потом ты выходишь на улицу... на Нерудову улицу. Эти маленькие домики скромных ремесленников, эти узкие улочки. Становишься каким-то паном Броучеком из романов Чеха: такой маленький и скромный мещанин. Не то, что те гуситы, вилами отражавшие набеги крестоносцев. Вот он, воплощение чешской ментальности. В архитектуре... все просто и ясно, но почему-то так сложно и так масштабно. Удивительно.

2013

Студенты Вышки в Варшаве

Кристина Голомазова
Константин Мефтахудинов

Неясные символы, со временем приобретающие знакомые очертания слов, русская речь с легким польским акцентом, университетские часы, ровно в полдень играющие гимн всего студенчества Gaudeamus – так прошли практически две июльские недели у выпускницы факультета истории Кристины Голомазовой и студента Константина Мефтахудинова в рамках Второй Летней школы палеографии и неографии в Варшаве, организованной совместными усилиями Варшавского университета и Центра польско-российского диалога и согласия.

Занятия вели как известные российские историки – проф. Л. В. Столярова (ИВИ РАН), Ю. М. Эскин (РГАДА, заместитель директора), Г.А. Иванова (РГАДА), - так и их не менее именитые польские коллеги: доктор Х. Граля (факультет Artes Liberales, Варшавский университет), доктор Я. Бурдович-Новицкий, проф. З. Зелинская (Институт истории, Варшавский университет). Так, Юрий Моисеевич учил студентов читать статейные списки и разрядные книги, а профессор Граля – тексты польских, литовских и даже валашских канцелярий. Нескрываемую радость у всех слушателей Школы вызывали занятия с доктором Я. Бурдовичем-Новицким, который со столпнической выдержкой по-польски обучал студентов чтению российских документов XVIII столетия (и, в частности, личных писем императора Петра I).

В одну из пятниц состоялся визит в AGAD – Главный архив древних актов, где было представлено богатейшее собрание документов – источников по истории Московского царства, а также его взаимоотношениям с ближайшими соседями. Профессор Граля и Ю.М. Эскин, вооружившись, будто перед трепанацией черепа, стерильными хирургическими перчатками, продемонстрировали молодым исследователям превосходно сохранившиеся грамоты Ивана Грозного, отправленные в Польшу, а также тексты наиболее значимых мирных договоров той эпохи.

Королевские польские обеды в Казимировском дворце, а после них – успеть вернуться в сегодняшний день, сбегать на десять минут в соседний костёл, где покоится сердце Ф. Шопена (ubi enim est thesaurus tuus ibi est et cor tuum), чтобы послушать орган, и за пирожным в университетскую кондитерскую, - и обратно, в приказную избу, в мир, где смешались Тимохи и Давиды, Злобы и Швидригайло, пустоши и селища. Правда, Варшаву, несмотря на отцветшие магнолии, трудно воспринимать иначе, чем город скорби – и оттого еврейские кладбища и памятники участникам Варшавского восстания кажутся единственной подлинно существующей вещью на этой земле.

Нет сомнений, что Летняя школа Варшавского университета – волшебное место для студентов, грезящих о круглосуточном чтении древних рукописей и совершенствовании своих навыков в этом ремесле. Однако, по мнению Кристины Голомазовой, не стоит забывать и о том, что 75 часов палеографии за две недели - это не шутка. «Мы трудились не хуже, чем святой Франциск, - вспоминает участница Школы. – И на мой взгляд, главным вопросом, неловко вычленяемым из этой варшавской мелодии, был следующий: готов ли каждый из нас посвятить всего себя исторической науке? И каждый вернувшийся оттуда, не сомневаюсь, смог дать себе честный ответ».

[Кристина Голомазова]

Что здесь происходит?

Общество молодых славистов – это виртуальное (пока что) общество, цель которого – объединить всех, кто интересуется культурой славянских стран и хочет поделиться своими впечатлениями от поездки, обучения за границей, опыта общения с иностранцами и т.д. Кроме того, мы хотим повысить интерес к славянским языкам и культурам в России, в частности, рассказывая о тематических мероприятиях и выставках.

Мы особенно будем рады видеть на нашем сайте студентов-славистов, чтобы представители разных вузов могли взаимно обогащаться, узнавая и о научных исследованиях, и о личном опыте своих коллег. Эта идея отразилась в названии: молодым славистам особенно важно будет наше общество как неформальная площадка, где, тем не менее, можно делиться и своими научными открытиями. Впрочем, мы будем очень рады и не-студентам, и не-славистам. Главное – ваш искренний интерес к славянским языкам, странам, культурам и стремление увлекательно рассказать о своём опыте. Или с увлечением прочитать об опыте других.

На нашем сайте будут публиковаться заметки, воспоминания, фотографии, отрывки из путевых журналов, научные статьи, анонсы и так далее. Если к нашему обществу присоединятся иностранные студенты, возможна публикация их работ на двух языках: на русском и на языке оригинала.

Будем рады новым участникам и новым идеям. Если вы хотите написать что-то для нашего сайта или прислать уже опубликованную вами работу, сообщите об этом в комментарии к этой записи. И, конечно же, мы будем искренне благодарны всем, кто расскажет о нашем обществе своим друзьям и коллегам.

 

                                             [фотография из Риеки (Хорватия)]

Идея создания общества возникла летом 2014 года в Москве, у студентов Историко-филологического факультета РГГУ Светланы Кожиной, Елизаветы Левиной и Марии Рудневой.